Екатерина II, Германия и немцы - Клаус Шарф

Вопрос о том, насколько большой вклад внес в свое время Татищев в изучение русского Средневековья, сегодня остается предметом ученых споров. Более определенно, однако, можно говорить о его, а вслед за ним и о екатерининском подходе к интерпретации средневековой истории. Так, в приведенном отрывке из письма Гримму императрица вскользь представила средневековую «семью королей» XI века во главе с императорами Рима – как первого, так и второго, – актуализировав их очередность. Иронически предоставив первое место связям Рюриковичей с королевским домом Капетингов в одном из писем к своему парижскому корреспонденту, она определенно бросала очередной камень в огород французских интерпретаторов российской истории, которым она приписывала враждебную надменность по отношению к России. Если для христианской Руси в домонгольский период Восточно-Римская империя возглавляла иерархию европейских государств, то в своем списке Екатерина первым разместила римско-немецкого императора, наследниками которого стали Габсбурги, и только за ним – «императора Константинополя», чей последний потомок не сумел защитить от врагов даже своего собственного достоинства, не говоря уже о целом христианском мире. Российско-австрийскому союзу, сложившемуся в 80-е годы XVIII века, она посвятила еще и апокрифическое предание о браке двух дочерей Владимира с королями Венгрии и Чехии. В то же время она умолчала о других, более достоверных сообщениях древнейших летописей о супружеских связях с иностранцами, поскольку, с ее точки зрения, они не прибавляли престижа киевскому князю в Европе XVIII века: согласно летописям, до своего крещения и женитьбы на византийской принцессе святой Владимир – когда одновременно, а когда поочередно – был женат на варяжской женщине, греческой монахине, болгарке и чешке; две его дочери вышли замуж за польских королей, а его самый значимый для истории сын – Ярослав – взял в жены шведку^[746].

Далее, Екатерину интересовали все свидетельства, способные легитимировать российские завоевания XVIII века как воссоединение исконных территорий. Из трудов лифляндского историка Христиана Кельха через Татищева в ее сочинения попали сведения о том, что в Лифляндии Ярослав подчинил себе «непослушников» и приказал собирать дань со всех эстляндских и лифляндских земель, принося ее в основанный им город Юрьев, и граница его владений «простиралась до Мемеля». Затем, около 1200 года, лифляндцы якобы призвали на помощь против наступающего Тевтонского ордена русских, давших рыцарям бои с переменным «щастьем»^[747]. Используя этот «язык» и ссылаясь на источники, императрица сообщала Гримму в 1795 году, что посредством разделов присоединила не «Польшу», а древнерусские территории Великого княжества Литовского, населенные православными^[748].

Свои извлечения из древнерусских летописей Екатерина дополняла синхронными генеалогическими таблицами иностранных княжеских домов. Так, Людовик Немецкий и Карл Лысый фигурировали в них как современники Рюрика, правление киевских князей Игоря и Святослава датировалось периодом между правлениями Карла III и Оттона I в Западной империи. А вскоре после первых упоминаний в X столетии немецких герцогств, идентифицировавшихся с будущими курфюршествами Богемией, Саксонией, Баварией, Пфальцем и Бранденбургом, в екатерининской истории Священной Римской империи появляются и асканцы, бывшие графами Ангальтскими еще до начала 2-го тысячелетия – за двести лет до их первого упоминания в средневековых источниках^[749]. В этих экскурсах она не могла опираться на Татищева. Пока неизвестно, какие именно документы послужили ей отправной точкой, однако преобладающая тенденция позволяет сказать, по крайней мере, к какому жанру относились эти неизвестные нам источники. В ангальтской историографии конца XVII века традиция создания анналов сменилась историей династии и государства – в тот момент, когда княжеский дом вознамерился подвести основание под свои наследные права на герцогство Саксония-Лауенбург^[750]. Иоганн Кристоф Бекманн, профессор университета Франкфурта-на-Одере, сам родом из Цербста, по поручению и при поддержке ангальтского дома во главе с князем Виктором Амадеем Бернбургским в 1693 году приступил к созданию монументального труда, результатом которого осталась недовольна лишь часть ангальтского дома, правившая Кетеном. Позднее кетенский герцог распорядился дополнить основательное сочинение Бекманна трудом его ученика Самюэля Ленца, жившего в Галле. Однако как раз «генеалогией и историей асканцев Бекманна следует пользоваться с осторожностью»^[751]: Христиан Кнаут в своем ответе Бекманну подверг самой серьезной критике главным образом его генеалогию асканцев, и в этом с ним были согласны и позднейшие авторы ангальтской историографии. Однако для всех трудов XVIII века характерно, что цензура, функции которой выполнял весь княжеский дом, требовала, с одной стороны, показать в самом выгодном свете его современных представителей, а с другой – протянуть историю династии как можно глубже в древность^[752]. «Ангальт – один из старейших княжеских домов Европы, происхождение которого некоторые относят к эпохе до Рождества Христова» – такими словами начиналась соответствующая статья во Всеобщем лексиконе Иоганна Генриха Цедлера 1732 года издания^[753], по сравнению с которой генеалогические изыскания Екатерины II последних лет ее жизни значительно ближе к развивавшемуся в ту эпоху историзму.

Особое внимание Екатерины привлекли собранные Татищевым известия о немецко-русских связях в эпоху Средневековья: о том, что киевский великий князь Изяслав встречался в Майнце с салическим императором Генрихом IV^[754] и что дочь великого князя Всеволода I Параскева, Пракседис или Евпраксия под именем Адельгейд вышла замуж вначале за маркграфа Генриха I Штадского (фон Штаде, «Брауншвейгского» у Екатерины), а после его смерти – даже за императора Генриха IV^[755]; что и он – якобы через ольмюцкого епископа Адальберта – и венгерский король Геза – каждый пытался подарками склонить Всеволода к союзу друг против друга, но что последнему удалось помирить их^[756]; что император Фридрих I Барбаросса присылал великому князю Андрею Боголюбскому зодчих для строительства Успенского собора во Владимире^[757].